ГЛЯНЕЦ City

Russischsprachige Presse
Glagez-City, russische Presse

 

Портрет свободного художника

 

Сейчас Оксана Махнач известный берлинский художник. А когда-то она жила в Нижнем Тагиле на Лебяжке, училась на худграфе пединститута. Там мы с ней и познакомились…

Студенческая жизнь в эпоху лихих девяностых в основном соответствовала духу времени: мы делали какие-то безумные выставки, куролесили и надеялись, что так будет всегда. Оксана же, помимо учебы и многочисленных увлечений, находила время работать. На заре телекомпании «Телекон» она вела музыкальное приложение к популярной молодежной передаче «Атас» (1993–1996 гг.). Уже тогда Оксана искала в тоскливом слове «работа» не традиционный рутинный смысл, а современный европейский резон: идеальная работа – это хорошо оплачиваемое хобби. И телезрители, и знакомые Махнач понимали: скучно не будет.

Помню, как-то в институте на занятиях по живописи мы писали обнаженную натуру. Педагог остановился возле холста Оксаны…

– Что-то натурщица у вас куда-то в зеленое «ушла»…

– А зеленый цвет – цвет надежды, – тут же нашлась Махнач; она еще раз взглянула на притомившуюся натурщицу и щедрой рукою добавила на палитру добрую порцию зеленой краски…

Это было почти двадцать лет назад. С тех пор Оксана перебралась из Тагила в Берлин, родила сына и направила бурную энергию в художественное русло. Ее работы можно встретить на выставках и в галереях по всей Европе. Тут стоит заметить, что художник Махнач счастливо избежала богемных штампов:

– Я не только «свободный художник», – говорит она. – Я работаю в одном из берлинский рекламных агентств. Я арт-директор. Разрабатываю концепции рекламных кампаний, придумываю корпоративный дизайн и т.д. Но энергии у меня хватает и на сына, и на работу, и на искусство. Вообще меня очень легко подбить на какой-нибудь интересный проект. Вопрос рентабельности часто не играет никакой роли. Как человек, выросший в Советском Союзе, я могу порой просто ради идеи что-то красивое сделать. Так, в прошлом году мы готовили совместную работу с одним хорошим художником – Комиссаром Хьюлером (это его творческий псевдоним). Я собирала фигуры из конструктора Лего, отсылала Комиссару, а он оформлял их. По-моему очень забавно получилось. Работы уже побывали в Дании на выставке…

Я посмотрел репродукции Лего-работ. От художницы Махнач в них были присущая ей ироничная улыбка, и бесята, которые резвятся за стёклами её очков всякий раз, когда она улыбается. От незнакомого мне Комиссара – интерес к игре в дадаизм, что, впрочем, тоже подразумевает и иронию, и интеллект. Но для той – известной мне Оксаны Махнач – эти объекты были неожиданными: здесь рассудок стоял выше чувств. Впрочем, после следующей фразы всё вернулось на свои места:

– Я без ума от Шагала, Пикассо, Магритта, Шиле… Есть один иллюстратор – Дэвид Хугхес, по-английски так – David Hughes, посмотри в Google – потрясающие рисунки… Люблю бывать в музеях. В Лувре перед Моной Лизой расплакалась. Около неё всегда толпа людей и энергетика как в церкви на Рождество: всё забыто, всё замерло, время остановилось, все как один в ожидании чуда. Чтобы такое пережить, стоило съездить в Париж…

А вот это тоже новое: столько сентиментальности я не помнил за тагильской Оксаной и не ожидал от берлинской. С этой мыслью я открыл папку с работами художницы за последние два года. Листая, я сравнивал их с монотипиями, которые Махнач делала в студенческие годы и часть которых хранится у меня дома.

Если придерживаться теории, согласно которой писатель пишет всю жизнь одну книгу, а художник – рисует одну картину, то сквозной персонаж (женщина) в произведениях Оксаны претерпел значительные метаморфозы.

В «русских» листах персонаж как бы находится в состоянии куколки и личинки. Пышнотелая и безликая героиня переваливается на своих конечностях без стоп: что-то похожее на танец, если, конечно, эмбрионы могут танцевать.

В «берлинской» серии, пропустив часть маловажных (для этой истории) этапов эволюции, куколка уже превратилась в бабочку, прочитавшую Фрейда, Камю и Сартра, и увлеченную отражениями собственных противоречий. Её мир обзавелся детьми, кошками, собаками и бешеной экспрессией. Даже в умиротворённом женском лице на портрете, благодаря этой экспрессии, бушуют страсти почище, чем у Гёте в «Фаусте». Это та самая неуловимая женская тайна, которую в «Алисе в стране чудес» пыталась разъяснить маленькой девочке мудрая гусеница, утверждая, что она (гусеница и разгадка) находится одновременно и посередине гриба и с каждого края гриба сразу. И, кажется, что остался сущий пустяк: надо лишь понять, где у круглой шляпки гриба один конец, а где другой, и – тут же уразумеешь, почему женщины на картинах Махнач безмятежны и в то же время до остервенения экспрессивны; почему духовная жизнь её персонажей становится всё сложнее, а окружения, фона, мира в работах как не было, так и нет; почему загадки становятся всё мудрёнее, а найти ответы – всё сложнее.

– Вот, – говорю я Оксане, – попросили о тебе рассказать (подразумевая: и о какой же тебе ты хочешь, чтобы я рассказал?).

– Сделай меня Музой – романтичной, роковой и чертовски талантливой, – она улыбается: на губах всё та же ирония, а в очках блеснули бесята.

Что ж, такой, по-моему, ты у меня и получилась; и ещё, судя по работам, – свободной, как Европа (Бог его знает от чего и от кого) и счастливой (в чём я искренне уверен).

© Сергей Струнов